Он поднялся на мансарду и поделился своими сомнениями с Максом. Американец также выглядел угрюмым и озабоченным; ему тоже не нравилось это повторное вторжение; и он тоже не думал, что бой, то есть лёгкий расстрел атакующих, вновь повторится.
На недоумение Виталия Леонидовича по поводу стрельбы поодаль, явно связанной с приездом людей Лижко, он, подумав, высказал версию, что «они тренируются». Скорее всего, затачивают какую-то новую тактику, раз не притащили пока ни АГС, ни танка… ну что?.. Если начнут обстреливать из чего-то тяжёлого — уйдём в подвал; да-с, Виталий Леонидович, фортепьянным залом и зимним садом придётся пожертвовать, — а потом всё одно остановим их на подступах… не сомневайтесь!
Помрачневший Виталий Леонидович отыскал дочь — она, как положено по боевому расписанию, была на посту, и, как положено салонной барышне, — подумал он про себя, — чистила маленькой пилочкой ногти, время от времени поглядывая в бойницу.
От вида любимой дочки, упакованной по случаю боевых действий в хаки, с миниатюрной кобурой на ремне, у него потеплело на душе. Нет-нет, всё будет нормально — пусть только сунутся! Дочка… третий день у неё светятся глаза, и она всё таинственно обещает «вскоре рассказать что-то важное!» — но всё как-то некогда.
Нет-нет, с ней не будет как с детьми Евгения, как с бесследно пропавшей Элеонорой и невесть где скитающимся неприкаянным Владимиром; они — семья, они — вместе! они, несомненно, и в этот раз дадут отпор, перебьют наступающих, а потом отметят победу за праздничным столом! Пусть весь мир летит вверх тормашками; пусть на улице метёт злобная декабрьская позёмка, а в разобранной оранжерее грудой лежат окаменевшие трупы; пусть за стенами, огораживающими участок, накапливаются враги, — тут всегда будет тепло и безопасно; это — Гнездо, это Замок, это Неприступная Крепость, твердыня! И они отстоят её несмотря ни на что! А потом вместе выпьют ароматного чаю на травах…
С такими мыслями повеселевший Виталий Леонидович чмокнул дочку в розовую упругую щёчку; и выслушал щебетание насчёт «- … ой, чтоб им быстрее бы уже наступать! Уже обед скоро — чего они тя-я-янут!.. Па-ап! А у меня для тебя новость! Классная! Я тебе потом уж скажу, ага-ага?.. как всё кончится, как их прогоним. Я смотрю-смотрю, ты не сомневайся! Отсюда ни один не пройдёт — ты не думай! Ты же знаешь, как я классно стреляю!..»
— Ладно-ладно, Натик, всё потом… Я сейчас ещё всех обойду; в бункер загляну — они там, небось, тоже в напряжении… Ната! Вот ещё что я тебе хотел сказать!.. — решился он всё же высказать то, что с утра грызло его, не давая покоя.
— … Если что… если всё… всё вдруг плохо обернётся, — ты не в бункер… Слышишь? Не в бункер. Вычислят, пересчитают, найдут… в бункере слишком много людей. Найдут…
— Папа, ну что ты, папа, ну что может случится?? Чо ты…
— Нет-нет, Натик, всё будет, конечно, хорошо!.. Но если вдруг… Если вдруг, ну, если в дом ворвутся… Ната, я попрошу тебя — ты уходишь в… баню. Да. В старый дровяник. По тоннелю. Ты знаешь как — помнишь, летом лазили, и ещё раньше. Я тебе показывал.
— Па-ап?.. — Наташа посерьёзнела, — Ну… Даже если что… зачем… туда? Это же на территории, там холодно, там… там на четвереньках, там вода подтекает… это и не тоннель, а лаз какой-то! и что там делать?? Там холодно, наверное, и воняет!
— Ничего-ничего… там пролезть можно! Если что. Да. Если что — там отсидишься. Ната, я тебе говорю — в бункере много народу, бункер — найдут! А про баню, про дровяник никто не в курсе, даже Глеб, даже домашние. Когда проход рыли — помнишь, я это как канализацию легендировал? Вот. Там отсидишься. А потом… по ситуации. Если что… к Владимиру, в Оршанск.
— Я, пап, ему звонила сегодня. Сказала как у нас. Он… приедет, возможно.
— Приедет?.. Вряд ли. Он парень деловой, без сантиментов… но тебе такой и нужен.
— Па-ап?!..
— Ну всё, я пошёл. Следи тут. Не высовывайся особенно-то.
Он отправился дальше. Нужно ещё заглянуть в подвал-бункер, успокоить женщин… Он тяжело вздохнул. Особенно тяжело будет общаться с молодой женой…
«— Сколько нам можно опять сидеть в этом подвале, я что — крыса подвальная?? Почему ты не можешь решить все эти вопросы без необходимости сидеть в бетонной яме; ты мужчина или тряпка?!..»
Что она опять скажет, он прекрасно знал…
План был хороший, но план был и жутко рискованный; рассчитанный чисто на наглость; на то, что обороняющиеся и рассчитывают на повторение тупого штурма, и в то же время ждут какой-нибудь подляны от штурмующих. И что у них нет никаких средств, чтобы быстро справиться с группой, прорвавшейся уже под стены. Ну а давать им время Влад не собирался…
Действовать нужно было очень быстро, слаженно; как действовали немецкие штурмовые команды, взламывавшие укрепрайоны на линии Мажино; и как в конце войны советские штурмовые группы, вскрывавшие доты в Кенигсберге и Берлине — как консервные банки, умело и быстро; и потому они не пожалели пары часов, чтобы отработать сам прорыв под стены — на примерно таком же участке и похожем доме.
Даже постреляли немного — добиваясь, чтобы прикрывающие именно вовремя, по команде перенесли огонь на входную дверь, второй этаж и мансарду, чтобы самим не попасть под «дружественный огонь». Тут всё решали не минуты — секунды; и в условиях применения дымовых гранат (большей частью самодельных!) стрелять прикрывающим пришлось бы больше интуитивно, вслепую, по-памяти — Влад сам отбирал стрелков из приданной Лижковской «гвардии»; брал серьёзных, обстрелянных, не истериков. Молодые и здоровья куча — это хорошо, будете обозначать массовость и кидаться дымовухами! Вот там тебе здоровье и молодецкий замах и пригодится!
Владимир гнал и гнал свой Судзуки, прикрываясь от пронизывающего ветра за низким ветровым щитком. На счастье дороги были пустынны; да он и выбирал те, где мог пройти только мотоцикл. Только бы не случайный патруль, не банда, не больше похожая на шайку какая-нибудь «территориальная оборона»… некогда с ними сейчас объясняться, да и не тот случай — в наушнике истошно на несколько голосов пищало радио: «…провокация-провокация-провокация!! Сотни трупов, тысячи искалеченных!! Площадь Регионов по щиколотку в крови!!!»
Для себя он решил — время мира окончательно прошло; если что — он будет сначала стрелять, а потом уже выяснять кто и что. Он с теплом вспомнил Алёшку, отдавшую ему в этот «поход» свой автомат, единственный на команду; теперь он висел у него на шее, прикрытый тёплой курткой. Молодец девчонка! Нет, теперь никаких досмотров и пропусков; случись что — только стрелять и на прорыв!
Несмотря на перчатки, мёрзли руки. Всё же зима не самое лучшее время для гонок на мотоцикле! Он сосредоточил всё внимание, чтобы не упасть на виражах. Скоро должен был появиться и прежде элитный коттеджный посёлок… Отдалённо послышались выстрелы… Он гнал и гнал; выстрелы, автоматные очереди становились всё отчётливей.
Сволочь Лижко не отдал документы на вывоз топлива, хотя и показал их — всё было в полном порядке; все печати и справки. Но «- Только после дела!»
Ну что ж…
Тренировки; чёткое расписание обязанностей, секторов обстрела, а главное — координация по времени сделали своё дело: под стены коттеджа была надежда прорваться без потерь.
Начали по плану: тревожащий огонь из-за укрытий — и дымовые шашки! Много, со всех сторон, армейские РДГ разных номеров, ДШ-11 и самоделки из селитры и муки, селитры и сахара; банки, исторгая густой белый дым, полетели из-за стен, ограждавших территорию участка. Дальше, ещё дальше! Прикрываясь дымом, «солдаты Лижко» отчаянно выбегали и из-под стен, стараясь запулить дымящий цилиндрик подальше к стенам коттеджа, который тут же отозвался частыми вспышками выстрелов из амбразур.
Влад выглядывал из-за забора, выжидал, наблюдая, как белое облако всё гуще затягивает территорию. Рядом находились верные соратники-ушкуйники в тяжёлых, но надёжных бронежилетах 6Б-10; штурмовая лестница, которую должен был тащить здоровяк Петерс с ним, Владом; и непонятные для людей Лижко шесты и стеклопластиковая раздвижная толстая удочка. Тут же лежала пара омоновских щитов, которые, конечно же, пулю не держали, но должны были в дальнейшем тоже помочь…